Что было бы, если бы ненависть была физической?
Почему сила моей ненависти не обрушивается на людей, как наковальня, как лавина, как стихийное бедствие? Мне кажется, что эти чувства не могут пройти бессимптомно, не могут остаться незамеченными, они не могут блядь просто быть у меня внутри и больше ничего. Вот во мне песчаная буря, а я сижу на работе, и только горящие щёки выдают внутреннее состояние. А если бы моя ненависть была физической, ТЫ БЫ УЖЕ СЕЙЧАС УМЕР К ХУЯМ вдогонку к половине моих собеседников.
Как писал Джордж Уильямс для Лоуэлла: "Я видел твой юбилейный фильм, и ты прав".
Эти слова мне хочется сказать практически каждому из бесчисленных роджеров, диланов и эриков, надеюсь, фсб не читает мой ссаный дневничок. Но даже если и читает, то пусть не парится: я слишком инфантильный социофоб, и вместо того, чтобы что-то полезное сделать, я просто зароюсь в одеяло или буду пить в одиночестве - ментальном, если не физическом. Нет, честно, порой мне это даже нравится, я как будто упиваюсь собственным бессилием, в этом есть что-то привлекательное. Как когда упьёшься кофе и сердце начинает саднить. Так или иначе, все хомячки мира могут спать спокойно, армия скулшутеров никогда не пополнится мной.

Сегодня на работе программа-минимум - сдать интервью, написать три новости. Максимум - всё то же самое, только приплюсовать к этому составленные и разосланные вопросы по переговорке. Работа делает свободным. У фашистов явно всё в порядке было с чувством юмора, эту фразу надо бы начертать на моём лице.
Я сообразил, что это за ощущение - когда снимаешь или надеваешь какую-нибудь узкую шмотку из нетянущейся ткани, и она запутывается вокруг плеч и головы, и, задыхаясь, ты чувствуешь внезапный и короткий прилив безумной паники. Но ткань плотная, её не порвать, и если будешь дёргаться, только запаникуешь и запутаешься ещё сильнее. Катерина Торн, залепив лицо красной газовой ночнушкой, выпала из окна больницы. Я пока живу, может, когда-то выпаду и я.